Телережиссёр Вера Кричевская рассказала «Эху Москвы» подробности своего ухода с телеканала «24 Doc». Большая часть интервью посвящена разговору теперь уже экс-гендиректора канала с непосредственным начальником, который, увольняя Кричевскую, сослался на вышестоящие инстанции и неэффективность другого канала холдинга «Совершенно секретно». Не поверив в то, что главе госкомпании «Ростелеком», в чьём ведении находится «24 Doc», ни с того ни с сего захотелось убрать эффективного менеджера, журналисты «Эха» пытались разузнать у Кричевской побольше о её разговоре с исполнительным директором.
Здравствуйте, Верочка. Поздравляем, наверное, сначала [с получением премии «Золотое перо»
Спасибо, но не я получила приз, это мы получили приз. Это я, генеральный продюсер этого канала и ряда других каналов...
То есть
Да, Вера Оболонкина, и в общем вся наша крошечная команда, состоящая из пяти человек.
Поздравляем вас всех и вас в первую очередь. Ну а теперь давайте немножко расскажите о том, что же произошло с
Вы знаете, я думаю, я надеюсь, что с
Две трети встречи говорил, что это указание его непосредственного руководителя господина Провоторова. А потом вдруг сказал, что вообще-то у моего руководителя тоже есть непосредственный руководитель.
И вот у меня была встреча. Я никогда этих людей раньше не видела. У меня была встреча с исполнительным директором компании «Ростелеком» господином Андреем Холодным. Который, если очень коротко, сказал, что это приказ и никакой другой причины он назвать мне не может. И единственное, что немного путался в показаниях, потому что он скажем так, две трети встречи говорил, что это указание его непосредственного руководителя господина Провоторова. А потом вдруг сказал, что вообще-то у моего руководителя тоже есть непосредственный руководитель. И это указание, приказ мы получили от непосредственного руководителя главы компании «Ростелеком».
Мы довольно долго разбирали мой и наш труд, я рассказывала, как строится работа, как покупается документальное кино, как отбирается. Какие принципы, критерии мы себе выдвинули и почему нам так непросто с этими критериями. И задавала периодически вопросы — может быть, к этому есть претензии, а может быть, к продвижению, а может быть, еще к чему-то? Ну а, может быть, не знаю, финансовые? Он сказал: нет, нет, ваша ставка, конечно, есть в бюджете будущего года. Но такая ситуация.
А ваша версия какая?
У меня нет версий. Я не хочу гадать.
Но так же не бывает. Должна же [быть] какая-то причина. Ну что это — политика, вы кого-то не устраиваете лично, а может быть, следствие какого-то личного конфликта?
Я не знаю. Это же гадание. Вот правда, в этом случае я понятия не имею вообще, откуда растут ноги. Как вы знаете, мы делали гуманитарный проект. Большой гуманитарный проект. Который вообще, можно сказать, к политике не имеет никакого отношения. Конечно, там были фильмы, целая линейка, это истории журналистские про разные, в том числе политические события. Но в целом это конечно, безусловно, гуманитарный проект.
Вера, тогда вопрос естественный возникает. С причинами — нам проще по этому поводу гадать, нам это позволено, мы еще, может быть, и погадаем. А что касается вашей творческой судьбы — какой вы ее видите в ближайшее время, есть ли у вас какие-то приглашения или ваши собственные предположения?
Нет, у меня пока нет никаких идей. То есть идеи у меня есть всегда...
Для вас это было неожиданным событием?
Это абсолютно неожиданно. Более того, это должно было случиться в конце декабря, я уехала, новогодние праздники, и как-то в январе продолжали дистанционно что-то делать. Эта работа вообще не требует какого-то присутствия в офисе, потому что главное дело — это бесконечный отсмотр кино. Хотя надо сказать, на 2013 год мы купили почти весь контент. В конце года. И нет, это была абсолютная неожиданность.
И никаких претензий со стороны компании «Ростелеком» не было по содержанию, по контенту?
Не было, я ведь абсолютно нормальный человек. Я в этом смысле очень уважаю мнение акционеров. К любой работе могут быть претензии. Каждый совершает ошибки. Я готова принять любые претензии. Но, к сожалению, ни одной мне не было высказано.
А вот вчера, когда вся информация появилась в Фейсбуке, мне показалось, что со ссылкой на вас было объяснение: якобы вам сказали, что идеологически вы не устраиваете акционеров.
Наш разговор начался с такой фразы. Господин Холодный сказал: знаете, что произошло с каналом «Совершенно секретно»? Я сказала, что, в общем, согласно пресс-релизу, выпущенному компанией НКС, «Совершенно секретно» был неэффективным. Финансово, бизнес. Он сказал: это же не совсем так.
Я живу по принципу: я не умею считывать. Вот я дала себе слово 10 лет назад, что я не умею считывать и не хочу считывать. Я не хочу догадываться. И я сказала: я вообще не понимаю, о чем вы говорите. Я не понимаю, что такое «не совсем по этой причине», я хочу, чтобы вы мне сказали, по какой причине, раз вы хотите [объяснить] на примере кейса «Совершенно секретно», был закрыт этот канал? Не закрыт, это неточная формулировка: он не закрыт — будет, вы понимаете. Но он сказал, что «ну, вот это не устраивает». Я говорю: что не устраивает? Вот, кстати, есть идеологические претензии. А в чем они? Ни одного слова. Ни слова. Знаете, на самом деле мне так уже не хочется об этом говорить дальше. Устала от пересказа этого...
Ну, Вера, что делать. Потому что, конечно, не только для вас это неожиданность, но и для всех, кто так или иначе, следит за тем, что происходит в телевизионном пространстве. Уж ваше имя людям, которые интересуются телевидением, прекрасно знакомо.
Можно только в конце сказать, что я, например, безусловно убеждена, что такие профессионалы на улице не останутся совершенно точно. И пока еще телевидение функционирует в стране хоть в каком-то виде, вас обязательно пригласят. Обязательно. Потому что по-другому быть не может.
