31 июля Леониду Якубовичу исполнилось 60 лет. Последние десять из них он возделывает теледелянку «Поля чудес» на Первом канале, собирая знатный урожай с рекордно высоким рейтингом. При этом Леонид Аркадьевич, чьи требование приза в студию и манера объявления рекламных пауз стали классикой отечественного ТВ, упорно отказывается считать капитал-шоу главным делом жизни. Его право…

— Верно понял, Леонид Аркадьевич, что на тему «Поля чудес» вами наложено табу?

— Не говорил такого. Все зависит от того, чем интересоваться будете.

— По-моему, любое упоминание программы вызывает у вас изжогу.

— Вызывает. Но не «Поле», а бесконечные вопросы о нем. Впечатление, будто моя биография сводится лишь к этому.

— Коль есть актеры одной роли, почему не быть телеведущим одной программы? Что тут криминального?

— Ровным счетом ничего. Если не принимать в расчет мою смертельную усталость от разговоров о передаче, у которой единственная задача — развлекать. Пятьдесят две минуты в неделю. Все! Не понимаю, какую философию здесь пытаются отыскать?

— Поле чудес в стране дураков — капитал-шоу как зеркало российской действительности.

— Думаете, обижусь, возмущусь, брошусь на защиту? Мне не хватит профессиональной подготовки, чтобы с позиций психолога рассуждать о феномене программы, объяснить, почему именно в «Поле» люди совершенно раскованны перед обычно закрепощающей камерой. Но без всяких экивоков готов утверждать: дурак — замечательное слово, в нем нет ничего оскорбительного. На Руси именно дураки да шуты зачастую говорили то, о чем умники боялись даже думать. Но таких смельчаков не бывает много. Большинство лишены самоиронии и чувства юмора. Если бы мы умели смеяться над собой, наверняка жили бы лучше. Другой вопрос, что человеку нельзя постоянно твердить: ты дурак. Наоборот, любому встречному и поперечному надо без устали повторять: ты гений, гений, гений! И народ у нас великий, и держава могучая. Психотерапия в чистом виде. Будь моя воля, сегодня велел бы напечатать почетные грамоты с благодарственными письмами и разослал их по городам и весям. Стряхнул бы пыль с прибитых молью званий почетного шахтера, металлурга, токаря, пекаря, слесаря и присваивал, не скупясь. Каждый должен знать, что его ценят. При жизни. И помнят после смерти. Считаю, в нашей стране никто не должен умирать за свои деньги.

— Это как?

— Помер человек, а государство ему памятник поставило. В знак признательности за сделанное для России.

— Ну да! С живыми бы разобраться, а вы о покойниках тревожитесь.

— Великая государственная мудрость — воздавать людям по заслугам. И ответ тогда будет соразмерным. Скажите спасибо одному, второму, третьему, десятому, и они не останутся в долгу, отблагодарят сторицей. До сих пор храню грамоты за целину и активную работу в комсомоле. Спросите, сколько тогда зарабатывал, не вспомню, тех денег и след простыл, а память, что мой труд отметили, сберег.

— Не хочу огорчать, Леонид Аркадьевич, но, подозреваю, сегодня все же выше ценится сумма в дензнаках.

— Хуже, что в стране накопилось сильное раздражение. Маленькие обиды маленьких людей сольются в большую реку, и тогда случится цунами.

— По настроению приходящих в «Поле» чувствуете близость прилива?

— Сейчас положение динамического равновесия. Очень его не люблю, оно опасно непредсказуемостью. И это не только на записи программы ощущается. Многострадальный у нас народ, натерпелся до предела, к болевому порогу приблизился. Кругом униженные и обиженные. Их миллионы. Тучи сгущаются, и пролиться могут кровавым дождем. У власти сейчас одна задача — сбить напряжение.

— Как?

— Не знаю. Но, что хуже, и власть, похоже, не ведает. Назовите хотя бы один изданный за последнее десятилетие закон, который народ принял бы с благодарностью. Нет такого! Зато нам продолжают твердить о необходимости непопулярных мер. И почему-то делают это сытые люди в дорогих костюмах от Brioni, с золотыми часами на запястье. Льдины разъехались, мы перестали понимать друг друга. Однажды Анатолий Папанов рассказал потрясающую историю о походе к большому московскому начальнику за квартирой для живущего в коммуналке коллеги-артиста. Чиновник слушал Анатолия Дмитриевича секунд десять, а потом опустил голову и принялся что-то писать. Папанов по инерции произнес несколько фраз и затух в растерянности. Повисла длиннющая пауза, прерванная гениальной фразой хозяина кабинета. Сам того не желая, он, по сути, сформулировал эпиграф к происходившему со страной с 1917 года: «Товарищ Папанов, что вы все ходите и ходите, просите и просите? Неужели не понимаете: кроме народа, вас никто не любит?» Лучше не скажешь! А кто, извините, эти «кроме»? Видите ли, люди многое могут перетерпеть, взявшись за руки, но не убежден, что сегодня мы вместе, а не поодиночке. Это худо. Сомневаюсь насчет единой России.

— Единой — в кавычках?

— Без. Страна у нас замечательная, а вот с государством не повезло. Дурацкое оно, глупое.

— И не лечится?

— Точно знаю: в России «оранжевая революция» не пройдет. Здесь возможна лишь красная. В смысле — кровавая… Спасает, что и у оппозиции нет цементирующей силы. Без этого такую страну, как наша, не раскачать. Слишком велика и инертна. Нужна большая предварительная работа, а сделать ее некому. Вместо стайеров, умеющих мыслить стратегически, на глаза попадаются спринтеры.

— Бегуны до первого денежного мешка?

— Именно! Добрался, урвал и отполз в сторонку.

— А вы, Леонид Аркадьевич, марафоном никогда не увлекались?

— Я самоед и отношусь к себе критичнее, чем может показаться со стороны. Не хочу быть дилетантом, ценю профессионалов и могу назвать несколько человек, удивительно соответствующих месту, которое занимают. Люди с талантом руководителя. Сергей Шойгу и его МЧС. Александр Жуков. Абсолютная честность и чистота. Борис Громов, Юрий Лужков, Александр Ткачев… Каждого знаю лично и прекрасно помню, с чего им приходилось начинать. И из работающих на ТВ готов привести в пример двоих… Нет, троих. Эрнст, Добродеев и Заполь. На моих глазах рождалось «Видео Интернэшнл», отстраивались Первый канал и НТВ. Один разговор, когда за твоей спиной, как у незабвенного товарища Лапина, огромная государственная машина, включающая ЦК КПСС. В подобной обстановке позволительно отдавать команды тихим и вялым голосом. А если в тылу ничего нет, как быть тогда? Совершенно не знаком ни с Абрамовичем, ни с Чубайсом, но что-то подсказывает: они замечательные менеджеры, раз справляются со своими империями, держат их в узде. Второй вопрос, сколько прилипло к рукам, заслуженно ли? Не моя тема, пусть фискальные органы разбираются, если найдут основания. Я о другом: миллионер — профессия. Не убежден, что многие сумели бы правильно распорядиться капиталом, окажись он у них. Увы, примеров соответствия мало. Во власть понабежала масса крысок, научившихся только хапать. Их не интересует, созрел ли урожай, главное — утащить в норку колосок. И норок становится все больше… А потом удивляемся, почему страна, продающая нефть, живет хуже тех, кто ее покупает! Люди сколотили состояния, обзавелись квартирами, дорогими машинами, яхтами, но стоят на какой-то рыхлости, внутри все гнилое, словно коммуникации под Москвой.

— А Ходорковский, по-вашему, из какой компании?

— Лично не общался. И о деле его не могу сказать ничего конкретного. Миллион слухов и сплетен. Что было в действительности, не знаем ни вы, ни я. Кому верить — Генеральной прокуратуре или адвокату Падве? У каждой стороны свои доводы. Если бы оппоненты в прямом эфире объяснили стране, что к чему, по крайней мере понял бы, чего тут больше — политики или права. Пока же мне ясно одно: Ходорковский жил не в пустыне, кто-то подписывал бумажки, позволявшие творить то, за что МБХ сейчас вкатили девять лет. Почему эти чиновники не сидели рядом с ним в клетке? Отсутствие информации раздражает. Люди хотят знать правду, а ее не говорят.

— И не скажут.

— Да, а потом власть удивляется, откуда берется безверие. Знаете, почему никогда не соглашусь вести ток-шоу? Люди не желают слышать русскую речь! На этом языке их слишком часто обманывали… Помните всесоюзный референдум о судьбе СССР? Сколько народу тогда сказало «да»? Процентов восемьдесят. И где та страна? Ау! Электорат, о котором вспоминают перед выборами, давно уже не верит. Ни в кого и ни во что. И никаким скандалам не удивляется.

— Полагаете, нашего человека даже дачной историей Касьянова не пронять?

— Случившееся вызывает лишь грустную улыбку. Если сказанное и написанное правда, перед нами классический персонаж из страны дураков. Прямо-таки дурацкий дурак! Как можно вляпаться в подобное, почему при таких деньжищах не купить участок без всяких там махинаций? Если у тебя есть три миллиарда, заплати за дачку десять миллионов и живи в удовольствие. Видимо, это последствия сказочного существования вне времени, пространства и закона. Веселое и бессмысленное дуракаваляние, которое может дорого обойтись. Неужели наивно думали, что история не всплывет в нужный момент? Уже не говорю, каково всю жизнь сидеть под дамокловым мечом…

— Может, адреналина человеку не хватает. Вы ведь тоже для чего-то на днях побывали в Чечне.

— Ну сравнили! Я в Чечне «бываю на днях» с 1996 года. Почему? Сам не знаю. И, возвращаясь, каждый раз рвусь туда снова. Как в Дагестан и в Косово. Затягивает невероятно. Наверное, там настоящее. Все — люди, отношения… Офицеры в Чечне обращаются к рядовым на «вы». Это идет от внутреннего самоуважения. Мужики не хотят чувствовать себя ни быдлом, ни пушечным мясом, они не забыли, что такое мужество и честь, по-прежнему любят добро и силу, а тех, кто пытается бегать между струйками дождя, не понимают. Там все искреннее, прозрачнее. Кстати, вывел закономерность: чем дальше от Москвы, тем чище нравы. Здесь уже забыли, что и слово «патриот» не всегда было ругательным. Не удивлюсь, если лет через двадцать в учебниках истории напишут, будто Великую Отечественную выиграли американцы. То, что мы выделываем с прошлым, воспринимаю как государственное преступление, измену родине. Извините за цинизм, но в глубине души у меня лежит тихая радость, что отец не дожил до нынешнего позора. Думаю, он застрелился бы, еще раз умер бы, не в силах смотреть на то, что творится. Ушел на фронт техником-интендантом первого ранга, наползался на брюхе под пулями, потерял на войне массу друзей, вернулся подполковником. И ради чего, спрашивается? Знаете, многое могу простить нашим вождям, но не развал СССР. Страна создавалась не ими, не им ее было и рушить. Единственный пример вековой мудрости, который приходит в голову, — церковь. Вера. Религия. Любая — христианская, мусульманская, иудейская, буддийская. Я не очень верующий человек, посты не соблюдаю, на службу не хожу, но признаю: только церковь на протяжении многих столетий несет некую позитивную идею — в худые времена и в хорошие. Рушить легко, создавать трудно. Нельзя железной рукой загнать в счастье, без веры ничего не случится.

— Что-то настроение у вас, Леонид Аркадьевич, совсем нешутейное стало.

— Предупреждал: не надо такие темы поднимать! Впрочем, никогда не скрывал, что думаю. Другой вопрос, стараюсь не особенно распространяться вслух, сомневаюсь, будто слова хоть что-нибудь изменят. Я деловой человек. В истинном значении слова. Люблю дело, которым занимаюсь, а вот бороться с чужой глупостью, непрофессионализмом устал.

— Ветряные мельницы не для вас?

— Я и есть эта мельница! Но донкихотство надоело. В одиночку победить невозможно. Я же в постоянной борьбе: подъезд грязный, машину кто-то припарковал так, что не проехать, какие-то дураки дерево пилят, не получив разрешения… Раздражает ужасно! Иногда даже теряюсь: если со своей известностью оказываюсь бессилен, каково остальным, не мелькающим еженедельно на телеэкране? Все меняется, кроме великого чиновного класса. Незыблемая история, бетонная стена, сотканная из тумана! Слишком многие поражены синдромом вахтера. Человека посадили у калитки, чтобы пропускал входящих, а он проникается манией величия и решает никого не пущать! Все надо делать тише, спокойнее, без нахрапа и аллюра в три креста. Неплохо вожу машину, подготовил семнадцать учеников и занятия с каждым начинал с простого объяснения: не делай резких движений. Никаких. Не трогайся резко с места, не тормози, не перестраивайся… Посоветовал бы политикам взять это правило на вооружение, глядишь, что-нибудь толковое и получится.

— Клеймите чиновников, а они стараются. Вот пенсию повысили с 1 августа. Подарок новоиспеченному пенсионеру Якубовичу.

— На сколько?

— Вроде на 224 рубля индексация.

— Это что значит?

— Предпочитаете пересчет на валюту?

— Предпочитаю, чтобы министр Зурабов получал такую зарплату, какую пенсию людям платит. И лекарство пусть берет в той же аптеке, что и старики. Тогда увольнять или наказывать никого не понадобится. Будет справедливо. Повторяю, хватит всей страной сидеть и ждать приза в студии. Чуда не случится. Нужно брать голову в руки и думать. О людях. Это Ленин рассуждал о народных массах. Но масса — мера инертности тела. И только. А народ — это человеки, много человеков, где каждый индивидуален.

— И все звучат гордо?

— Только так!

— Максима Горького, пролетарского буревестника, на ночь перечитываете?

— «Трех мушкетеров» Дюма!